И трубит тут, краснея от натуги, первый дух – дух труда по кличке Климакс Климат.
И сразу начинает колбасить погоду от промышленных выбросов, съевших воздух.
То снег идет летом в Сахаре.
То перелетные попугаи прилетают зимовать в чукотскую тундру.
И делаются повсюду - пожар да ливень.
И где не спалит траву и лес огнем, там все зальет водой, погубив таким нехитрым способом целую половину человечества.
После первого духа трубит, синея, трясясь и кашляя в мундштук своего горластого духового инструмента, второй дух – дух суеверий по кличке Вирус Чахоткин.
И лезут вызванные невежеством и религиозным маразмом на свет белый дружной гурьбой разнообразные микробы: из воздуха, из моря, из земли и даже из космоса.
И мрет, как мухи, третья часть живущих на Земле тварей разумных и десятая – неразумных.
Трубит третий дух – дух бабла по кличке Лазер Ракетин.
И корпорации затевают войны из-за сырьевых ресурсов и рынков сбыта.
И ебашут ракетные комплексы по целям.
И сыплются с небес на беззащитные города сияющие ярким реактивным пламенем баллистические ракеты системы "Полынь".
И отравленными становятся земля и вода.
И откидывают лапти в страшенных мучениях тамошние аборигены. А вместе с ними - и всякое безвинно загубленное зверье.
И стоят в кварталах супермаркеты. Без охраны. Но не находилось идиотов, чтобы пиздить оттуда ядовитые сникерсы и чупа-чупсы.
Трубит четвертый дух – дух национальных интересов по кличке Истерик Пугало.
И изобретают аппарат. И дают ему имя - Великий Мозгопромыватель.
И появляется на орбите спутник.
И вещает с него на землян Великий Мозгопромыватель. И входит его глас во все радио телевизионные частоты.
И сказано всем, чтобы окончательно лишить пиплов воли к сопротивлению, мол, ежели вы, скоты и слизняки, думаете, что все кончилось, то – хрен вам моржовый: придут еще 3 духа и накличут вам, несчастным, еще три беды.
И поражется великой паникой каждый второй сидящий у телека пипл. И превращается оный из зомбика, самодовольного и спящего на ходу, в зомбика – донельзя зашуганного, шарахающего от собственной тени.
Трубит пятый дух – дух дутых авторитетов по кличке Трах Интернетов.
И вижу я толпу всяких профессоров и академиков.
И все они клянутся своим народам, что компьютерная рать конкретно пашет на человечество и от нее надо ждать только небесных пряников.
И вижу я компашку хакеров, решивших приколоться и отлопушить дутых компьютерных авторитетов.
И запускают они в интернет самообучающуюся боевую программу.
И находит она ключ от кладезя виртуальной бездны.
С помощью оного ключа входит она в немереное количество компов. И вводит в оные, обреченные на гибель и разрушение, прожорливую вирусную саранчу.
И жрет сия подлая саранча всю инфу на хардах. И материнку с процессором коцает. А под конец – поджигает сидюк и видюху.
И дана хакерской программе такая власть, какую имеют только сисадмины.
Но сказано ей, чтобы не делала вреда никому, имеющему печать Лаборатории Касперского на своих операционках. Но только – до конца срока лицензионного соглашения.
И многие западные мудрецы желают смерти сей боевой программе.
Однако сия смерть смеется над мудрецами.
И проклинают мудрецы труд свой, признавши себя никчемными ламерами и юзерами-лузерами. Принимают яд и окочуриваются.
Трубит шестой дух – дух древних традиций по кличке Приход Шмаляевский.
И создают исламисты офигительной силы наркотик - Розовый Слон. И зовут его последней исламской надеждой.
И вкусивши его миллионы шахидов двинутся в бой под знаменем Последнего Джихада.
И четыре битвы идут одна за другой.
Первая - при великой реке Евфрате.
Там сверкает своим обоюдоострым мечом только тактическое ядерное оружие.
И бушуют еще 3 битвы.
Но не вижу я их за крыльями демонов смерти. Вижу лишь горы трупов, горящие руины городов и колонны подбитой техники.
Кругом – дым и копоть.
Однако я не кричу демонам:
- Расступитесь, петухи! Дайте позырить!
Ибо противно смотреть на треть населения Земли, полегшего в сих битвах.
Трубит седьмой дух – дух политкорректности по кличке Изувер Ксенофобов.
И вижу я, как бес, сбежавший из преисподней, превращается в сильного ООНовского лидера.
Он плутнями своими приводит роботов ко власти, уминая мозги человечеству заклинаниями про ксенофилию, толерантность и прочую отстойную терпимость.
И делают роботы чудеса разные на Земле: вечную радугу, вечную энергию, вечные организмы и вечные празднества.
И поклоняются люди роботам. И зовут их "посланцами Божьими". И становятся добровольными рабами машин.
И те проглотят половину человечества, слопав их плоть и кровь…
- Стоп, братва! – говорю я. – Что-то я не врубился. Там, едрен батон, "половина", там "треть", там снова "треть", затем - опять "половина"… Цифирки-то у вас ни фига не сходятся. Давно уже весь народ на Земле сдохнуть должен. А у вас, сплошное аля-улю какое-то получается. Откуда лишние пиплы берутся? Требую объяснений!
И объяснят мне, что все 7 аварийных сценариев одновременно не воплотятся.
А будет реализован лишь 1. На худой конец – 2. На самый худой – 3.
Но заморочек со всеми духами человечеству, конечно, не осилить.
- Ладно, пацаны, я все понял, - говорю. - Крутите свой ужастик дальше.
И вижу я хитрюгу-провокатора Ангела.
"Небось какую-либо подлянку замутил, хмыреныш", - мыслю.
И не ошибаюсь.
Сей шибздик канает ко мне с толстенной пергаментной малявой.
И Всевышний изрекает, мол, жри, человече, оную.
- Спасибо, Отец Небесный, - говорю. – Только не голоден я… Нет, шашлычок бы под сухач я бы, может, и поднапрягся рубануть. Но не эту же толстенную книжищу. Какая жрачка из пергамента? Никакой! Только - заворот кишок один... Нет, с водярой, может, и смог бы я на закусь пустить кусок-другой. Но всю!? У меня же прободение всех двенадцати перстов в животе от такого кушанья запросто приключиться может. И какой тогда я жилец буду после такой суверенной демократии в кишках? Ни-ка-кой! Не нужна мне такая летальная жратва, ибо не во всех грехах своих тяжких я покаялся и не все богоугодные дела, что мне батюшка Парамон препоручил произвести, совершил… Э-э… Опять же: нельзя мне всякую дрянь лопать – и по психическому нездоровью. Могу справку от главврача Кащенки представить – с тремя печатями, четырьмя штампами, пятью подписями и сорока отпечатками пальцев врачебных светил.
А Господь, один хрен, гнет свое и стращает, дескать, жри, сука, пока я тебе вышеозначенный фолиант в глотку не вогнал.
Делать нечего. Пришлось взять тяжеленную книжищу и лопать. Ем, значит, страницы. Ем обложку. Даже серебро на ней грызу под строгим присмотром Всесильного.
И когда я, давясь и блюя, сгрызаю все пергаментные листы, что составляли книгу и ее обложку, Господь аплодирует мне.
И вся придворная Его шпана тоже хлопает в ладоши и вопит:
= Зашиби-и-и-сь!
|