И трубит тут, краснея от натуги, первый дух – дух труда по кличке Климакс Климат.

И сразу начинает колбасить погоду от промышленных выбросов, съевших воздух.

То снег идет летом в Сахаре.

То перелетные попугаи прилетают зимовать в чукотскую тундру.

И делаются повсюду - пожар да ливень.

И где не спалит траву и лес огнем, там все зальет водой, погубив таким нехитрым способом целую половину человечества.

После первого духа трубит, синея, трясясь и кашляя в мундштук своего горластого духового инструмента, второй дух – дух суеверий по кличке Вирус Чахоткин.

И лезут вызванные невежеством и религиозным маразмом на свет белый дружной гурьбой разнообразные микробы: из воздуха, из моря, из земли и даже из космоса.

И мрет, как мухи, третья часть живущих на Земле тварей разумных и десятая – неразумных.

Трубит третий дух – дух бабла по кличке Лазер Ракетин.

И корпорации затевают войны из-за сырьевых ресурсов и рынков сбыта.

И ебашут ракетные комплексы по целям.

И сыплются с небес на беззащитные города сияющие ярким реактивным пламенем баллистические ракеты системы "Полынь".

И отравленными становятся земля и вода.

И откидывают лапти в страшенных мучениях тамошние аборигены. А вместе с ними - и всякое безвинно загубленное зверье.

И стоят в кварталах супермаркеты. Без охраны. Но не находилось идиотов, чтобы пиздить оттуда ядовитые сникерсы и чупа-чупсы.

Трубит четвертый дух – дух национальных интересов по кличке Истерик Пугало.

И изобретают аппарат. И дают ему имя - Великий Мозгопромыватель.

И появляется на орбите спутник.

И вещает с него на землян Великий Мозгопромыватель. И входит его глас во все радио телевизионные частоты.

И сказано всем, чтобы окончательно лишить пиплов воли к сопротивлению, мол, ежели вы, скоты и слизняки, думаете, что все кончилось, то – хрен вам моржовый: придут еще 3 духа и накличут вам, несчастным, еще три беды.

И поражется великой паникой каждый второй сидящий у телека пипл. И превращается оный из зомбика, самодовольного и спящего на ходу, в зомбика – донельзя зашуганного,  шарахающего от собственной тени.

Трубит пятый дух – дух дутых авторитетов по кличке Трах Интернетов.

И вижу я толпу всяких профессоров и академиков.

И все они клянутся своим народам, что компьютерная рать конкретно пашет на человечество и от нее надо ждать только небесных пряников.

И вижу я компашку хакеров, решивших приколоться и отлопушить дутых компьютерных авторитетов.

И запускают они в интернет самообучающуюся боевую программу.

И находит она ключ от кладезя виртуальной бездны.

С помощью оного ключа входит она в немереное количество компов. И вводит в оные, обреченные на гибель и разрушение, прожорливую вирусную саранчу.

И жрет сия подлая саранча всю инфу на хардах. И материнку с процессором коцает. А под конец – поджигает сидюк и видюху.

И дана хакерской программе такая власть, какую имеют только сисадмины.

Но сказано ей, чтобы не делала вреда никому, имеющему печать Лаборатории Касперского на своих операционках. Но только – до конца срока лицензионного соглашения.

И многие западные мудрецы желают смерти сей боевой программе.

Однако сия смерть смеется над мудрецами.

И проклинают мудрецы труд свой, признавши себя никчемными ламерами и юзерами-лузерами. Принимают яд и окочуриваются.

Трубит шестой дух – дух древних традиций по кличке Приход Шмаляевский.

И создают исламисты офигительной силы наркотик - Розовый Слон. И зовут его последней исламской надеждой.

И вкусивши его миллионы шахидов двинутся в бой под знаменем Последнего Джихада.

И четыре битвы идут одна за другой.

Первая - при великой реке Евфрате.

Там сверкает своим обоюдоострым мечом только тактическое ядерное оружие.

И бушуют еще 3 битвы.

Но не вижу я их за крыльями демонов смерти. Вижу лишь горы трупов, горящие руины городов и колонны подбитой техники.

Кругом – дым и копоть.

Однако я не кричу демонам:

- Расступитесь, петухи! Дайте позырить!

Ибо противно смотреть на треть населения Земли, полегшего в сих битвах.

Трубит седьмой дух – дух политкорректности по кличке Изувер Ксенофобов.

И вижу я, как бес, сбежавший из преисподней, превращается в сильного ООНовского лидера.

Он плутнями своими приводит роботов ко власти, уминая мозги человечеству заклинаниями про ксенофилию, толерантность и прочую отстойную  терпимость.

И делают роботы чудеса разные на Земле: вечную радугу, вечную энергию, вечные организмы и вечные празднества.

И поклоняются люди роботам. И зовут их "посланцами Божьими". И становятся добровольными рабами машин.

И те проглотят половину человечества, слопав их плоть и кровь…

- Стоп, братва! – говорю я. – Что-то я не врубился. Там, едрен батон, "половина", там "треть", там снова "треть", затем - опять "половина"… Цифирки-то у вас ни фига не сходятся. Давно уже весь народ на Земле сдохнуть должен. А у вас, сплошное аля-улю какое-то получается. Откуда лишние пиплы берутся? Требую объяснений!

И объяснят мне, что все 7 аварийных сценариев одновременно не воплотятся.

А будет реализован лишь 1. На худой конец – 2. На самый худой – 3.

Но заморочек со всеми духами человечеству, конечно, не осилить.

- Ладно, пацаны, я все понял, - говорю. - Крутите свой ужастик дальше.

И вижу я хитрюгу-провокатора Ангела.

"Небось какую-либо подлянку замутил, хмыреныш", - мыслю.

И не ошибаюсь.

Сей шибздик канает ко мне с толстенной пергаментной малявой.

И Всевышний изрекает, мол, жри, человече, оную.

- Спасибо, Отец Небесный, - говорю. – Только не голоден я… Нет, шашлычок бы под сухач я бы, может, и поднапрягся рубануть. Но не эту же толстенную книжищу. Какая жрачка из пергамента? Никакой! Только - заворот кишок один... Нет, с водярой, может, и смог бы я на закусь пустить кусок-другой. Но всю!? У меня же прободение всех двенадцати перстов в животе от такого кушанья запросто приключиться может. И какой тогда я жилец буду после такой суверенной демократии в кишках? Ни-ка-кой! Не нужна мне такая летальная жратва, ибо не во всех грехах своих тяжких я покаялся и не все богоугодные дела, что мне батюшка Парамон препоручил произвести, совершил… Э-э… Опять же: нельзя мне всякую дрянь лопать – и по психическому нездоровью. Могу справку от главврача Кащенки представить – с тремя печатями, четырьмя штампами,  пятью подписями  и сорока отпечатками пальцев врачебных светил.

А Господь, один хрен, гнет свое и стращает, дескать, жри, сука, пока я тебе вышеозначенный фолиант в глотку не вогнал.

Делать нечего. Пришлось взять тяжеленную книжищу и лопать. Ем, значит, страницы. Ем обложку. Даже серебро на ней грызу под строгим присмотром Всесильного.

И когда я, давясь и блюя, сгрызаю все пергаментные листы, что составляли книгу и ее обложку, Господь аплодирует мне.

И вся придворная Его шпана тоже хлопает в ладоши и вопит:

= Зашиби-и-и-сь!